Она шла вперёд. Шла долго и упорно. Она уже не помнила, сколько времени длился этот путь. Впрочем, теперь это было и не так важно. Этот путь стал не просто смыслом её жизни. Он стал её жизнью…
Раньше она любила забираться высоко в горы. Почему-то именно там, вдали от людей, она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Бежала с лугов вверх, туда, куда манили её каменные пальцы, словно кожей обтянутые перламутровым мхом. Раскинув руки, со смехом падала в золотистую россыпь лапчатки и лютиков, щедро сбрызнутую синевой горечавки. Закрывала глаза и, наугад, на счастье, искала наощупь длинными тонкими пальцами колкие стебли диких маков. Раз! Два! Три! Всё сбудется! Целовала, благодарная, алые пушистые лепестки и мечтала…
На рассвете клубились нежным туманом расщелины, отдавая в утреннее небо причудливые хлопья розовеющих облаков. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она сможет дотянуться руками до их невесомых тел. Как же ей хотелось погладить облако!..
Стряхнув обрывки снов из прошлой жизни, она наспех умывалась водой из ручья и шла дальше. Дальше и дальше. Ничего ни у кого не спрашивая, ничего никому не объясняя. Изредка останавливалась, пристально смотрела из-под иссушенной ладони на солнечный диск, и странная улыбка скользила по её обветренным, потрескавшимся губам. И опять неведомая сила влекла её вперёд. Как перелётную птицу…
Как-то она сидела на плоском мшистом валуне, на самом краю ущелья, по обыкновению положив подбородок на острые колени и обхватив их руками. Любовалась заходящим солнцем. Когда вдруг увидела этих птиц. Сначала услышала, а потом увидела.
Стая диких гусей летела так низко над её головой, что она отчетливо видела каждое светлое пёрышко на их серых грудках, каждую складочку на тёмных кожистых лапках. Отрывистые гортанные крики, перемежаемые шумом сильных крыльев, со свистом рассекающих упругий воздух, зазвучали в её ушах удивительной мелодией. Древней и непонятной, но такой чарующей!..
Она шла и шла снова. Времени для неё больше не существовало. Наверное, она шла сквозь время, смешав воедино дни и годы. Черпая силы неизвестно откуда, она совершенно не чувствовала усталости. Как не чувствовала жары и холода, почти не испытывая потребности в пище. Это всё больше не имело значения. Остались только сны. Сны из прошлой жизни. Они уже осмелились являться ей среди бела дня, не дожидаясь ночи, и путались под ногами, мешая идти…
В стае она заметила белую птицу, летевшую последней, даже на некотором отдалении от всех. Не своя и не чужая. Непохожая на остальных, она удивительным образом притягивала к себе взгляд. Неожиданно красные солнечные лучи обняли белую гусыню нежным румянцем, а сквозь почти прозрачные розовые крылья как-будто засветилось небо. «Она прекрасна! Пусть не такая, как все, но как она прекрасна!»
Проследив взглядом улетающую стаю, она в каком-то неистовом порыве вскочила на ноги. Взметнула тонкие руки в небо и застыла на ветру странной, словно бронзовой в закате, птицей. Только сердце бешено колотилось в груди. «Одно солнце может видеть то, что не хотят замечать другие!»
Пойманной птичкой забилось вдруг в её безумной голове одно-единственное желание и, неожиданно обретя свободу, вспорхнуло высоко-высоко в небо. «Я пойду за солнцем! Я буду идти столько, сколько хватит моих сил. И солнце сможет меня понять и полюбить! Как ту белую птицу…»
Она шла за солнцем. Радостная эйфория, переполнявшая её вначале, постепенно сменилась почти яростным упорством в достижении своей, одной только ей понятной, цели. «Сумасшедшая!» – цедили ей вслед. Не слышала и не оглядывалась. Другие предлагали ей иногда кое-какую одежду и ночлег. «Блаженная…» - шептали украдкой. Что ей было до людских пересудов! ОНА ШЛА ЗА СОЛНЦЕМ!
Долгая дорога истрепала её тело и одежду. Ветер и солнце иссушили кожу, почти превратив её в пергамент. Её движения стали неровными и отрывистыми. Только в полуослепших глазах по-прежнему горел безумный огонь, заставляющий её подниматься снова и снова. Наперекор всему. Она улыбалась!..
Она остановилась, дойдя до моря. Немного помешкав, подошла совсем близко к воде. И только сейчас ощутила почти нечеловеческую усталость, внезапно обрушившуюся на её вдруг сгорбленные плечи непосильным грузом. Как тяжело!..
Прохладные волны заботливо обмывали её словно горевшие огнём ступни, осторожно пощипывая солёными язычками израненную кожу. Красное закатное солнце огромным огненным шаром катилось за горизонт, раскинув к её ногам багряную бликующую дорожку, призывно танцующую на беспокойных волнах.
Она долго стояла неподвижно, скрестив напоминающие сучья руки на впалой груди. Просто стояла и смотрела. Туда, где ещё пульсировало сердце кровавого солнечного сгустка, породившего её веру…
Пролетающие мимо чайки с испуганными криками бросались прочь, узнав в странной неподвижной фигуре человека. Она их не видела. Она видела, как растворялась в закате удивительная белая птица, которая, перед тем, как исчезнуть навсегда, неожиданно оглянулась. И в птичьих глазах, до краёв наполненных непонятной грустью и почти человеческим состраданием, блеснула слеза…
Она упала, как подкошенная, когда незаметно подкравшиеся сумерки вдруг крепко сжали её горло, мешая дышать. Провалилась в круг, где весело плясали её сны, вырвавшиеся, наконец-то, на свободу. Перед ней сказочной вереницей проносились все цветы, мимо которых она проходила, не замечая их. Она вдыхала их волшебный аромат, который не чувствовала раньше. Она слышала чудесное пение всех птиц, не услышанных прежде.
Удивлённая и обрадованная, она взмахнула сильными белыми крыльями. Раз. Два. Три. «Всё сбудется, помнишь?...» Поднималась всё выше и выше над морской гладью, пока не увидела на западе догорающий, уже едва различимый, солнечный отблеск, по-прежнему зовущий её…
Наступившая ночь надёжно обхватила чёрным кольцом всё живое. Лишь одна далёкая звезда наклонила вниз своё сверкающее лицо, словно пытаясь что-то внимательно рассмотреть. И в глубине её огромных изумлённых глаз навсегда осталась отразившаяся в них непонятная маленькая точка. То ли - девочка, то ли - старуха. Душа человеческая…
